Когда увидишь, то не бей
Клубок целующихся змей.
***
У птиц выборы. Готовясь к отлету в теплые края, вожаков выбирают.
***
Если бы в пространстве не было сопротивления, люди ой- как далеко могли бы уйти!
***
Если ты ангел, почему ты здесь? Лети от сюда! Жить между людьми не выносимо трудно. И потом , люди смертны! Лети от сюда! Ангелы обязаны летать!
***
Жизнь-джунгли, в которых важно не растеряться и не стать кормом для других ее обитателей.
Перекресток — темнота, мнящая себя светом, реальность, задумавшаяся о будущем, призрак будущих, еще не совершенных дел, встреч и разлук, начало пути на ярмарку и с нее, домысел всего того, что еще предстоит, цель, которой еще никто из взошедших на него, не нашел, полустанок жизни, что началась и стала вдруг загадкой, длинна и ширина предстоящего пути, идущего дальше и незнающего куда ему идти, вдох того, что еще осталось и что разминулось, ирония судьбы, которая привела тебя к нему, крайность память, зов мечты, звон конской сбруи, манок охотника, тягучее молчание тех дорог, что сошлись воедино, четыре спутанных коня, материя земли, неба и цели.
Стол и поле — слова родственные. На стол и поле нужно что — то положить, а потом уже кушать. Разница, пожалуй, в том, что на стол мы кладем готовый продукт, а на поле — семена.
И еще, все, что мы положим на стол, съедается, а то, что на поле — возвращается нам старицей. Есть и еще одна, третья разница, за столом съедается продукт ради труда, а на поле трудимся ради изобилия пищи, которая будет направлена на благо, на труд.
Единство стола и поля — движение человека ради человека самого и идущего следом.
Лавиной кричащего пепла навстречу мне двинулась память всех тех народов, что в топках фашисты сжигали.
И дым крематорный, воскресший, застил июньское небо, застил все светлые мысли о жизни, о вере, любви и надежде, как будто бы в прелом архиве на всех стеллажах, в каждой папке память хранит только стоны, перегоревшие в гетто от пыток, жестоких побоев и то молоко, что сочилось жизнью для тех поколений, что родились и исчезли в тоннеле завшивленной бойни, где юность с любовью рассталась, где слабостью пукала старость. Исчезло июньское солнце улыбок, счастливого смеха и сладкого запаха сена, лишь серые плиты надгробий и острым пострижены травы, как были, стоят, не исчезли.
Я- мимо, а боль мне вдогонку. И некуда мне. И Богу молюсь троекратно:
— Помилуй! Прости нас! Прости и помилуй за все, что ни есть прегрешенья!
Не дай нам снести повторенья того, что в прошедшем столетии
Фашистской рукой сотворилось…