ПТИЦЕГАДАНИЕ

Раньше цыгане, живущие на Руси, отмечали День птицегадания. Этот праздник, как сказывала мне моя бабушка Хадоня, пришел к ним от римлян. Римляне относились к птицам с большим вниманием и пониманием. По их поверьям одни птицы предвещают добро, другие — зло. Одной из таких птиц является кукушка. Каких только росказней, сказок и былин не существует об этой жительнице лесов. Литовские цыгане сказывают, что кукушка некогда была дочерью богатого дворянина. Что кроме нее в семье воспитывалось еще три сына. Что эти парни, ее братья, когда достигли совершеннолетия, ушли на войну с рыцарями – крестоносцами и не вернулись. Вот и пошла любящая сестра их искать. Долго ходила она по лесам, долам, да только зря свои молодые ноженьки сбила – нет братьев ни в стороне кенигсбергской ни в стороне полоцкой. Однажды зашла девица в непроходимый лес и заблудилась. Села под огромную сосну и горько заплакала. Смилостивился над девушкой Великий владыка земли бог Пушкайто и превратил ее в кукушку. Лети, мол, по свету, авось и найдешь своих братьев.

Была в таборах и другая толи сказка, толи быль об этой птице.

Жили на свете цыган и цыганка. Дружно жили, любили друг друга крепко. Да что за семья без детей. Не дал бог им ни сына, ни дочь. Вот однажды сидят супруги у костра щавельный суп варят. Плохо горит костер. Никак не закипает варево.

— Эх,- думает про себя цыган,- нет у меня сыночка. Был бы, сходил в лес, принес вязанку сухих дров.

Только так подумал, как откуда ни возьмись появилась у костра темноволосая, низкорослая девушка с вязанкой сухих дров. Сбросила их на земь и исчезла, как и появилась.

-Что за наваждение,- думает про себя цыган,- была или нет? Если привиделось, тогда откуда рядом с костром вязанка дров.

Подбросил в огонь дровишек. Заполыхал костер. Закипело варево. Стали муж с женой кушать шутлагу – щавель.

— Вкусно? – говорит жена мужу.

— Очень вкусно! – соглашается цыган, а сам все по сторонам поглядывает.

— Что это ты, муженек, в темноте выглядываешь?- спрашивает цыганка.

— Да, так, женушка. Глаза от яркого пламени отвожу. Ты ешь, на меня не обращай внимания. Я потихоньку, не спеша доем свою порцию. Поела цыганка и ушла в

шатер спать. А цыган, как сидел, так и остался у костра. Горит костер, потрескивают в нем сухие поленья.

— Дяденька, — слышит цыган девичий голос,- а я тоже есть хочу.

У цыгана со страху аж мурашки по спине побежали.

— Ты кто такая? Что тут делаешь?- спросил он у незнакомки.

— Я сирота. Но, если вы не против, стану вам дочерью,- ласково отозвалась девушка.

— Лично я никак не против!- обрадовался цыган. – Вижу не белоручка ты и душой добрая. Присаживайся рядом, бери миску, ложку и кушай…

Пока девушка ела шутлагу — щавель, цыган не без гордости разглядывал явившуюся невесть откуда девушку.

— А где же твои родные отец и мать? — поинтересовался он у нее.

— Не знаю, дадо. Я их и не помню вовсе. Все время ходила по лесам, полям, питалась ягодой, грибами, рыбой…

— Как же ты без спичек обходилась? Без огня пищи не сваришь, не согреешься?

— Сначала трудно было без огня, но потом я научилась сама огонь добывать!

— Это ж как, без спичек-то?

— А вот так, — девушка достала из лохмотьев старого платья два камешка, поднесла их к сухой траве и чиркнула друг о дружку. Трава сначала задымилась, а потом неохотно занялась огнем.

— Вот и умница! – произнес цыган. Ну, если поела, иди под телегу и ложись спать, там много разного тряпья и даже плотная дерюга имеется.

— Хорошо, дадо! – ласково ответила девушка и, собрав с травы грязную посуду, быстро побежала в темноту оврага, где протекал ручей. Помыв чашки, ложки и сложив их возле костра, она постелила под телегой себе постель, укрылась дерюгой и уснула.

Заря проснулась, полетела. Сначала медленно, затем все быстрее замахала ясными крыльями к горизонту и выше. Все раздольнее и зримее. За шатром, почуяв что — то залаяла собака, заржала навязанная на лугу лошадь. Девушка встала, прибрала постель, развела костер. Затем взяла ведро и зашагала к ручью.

— Ты с кем это вчера у костра разговаривал? — проснувшись, поинтересовалась у мужа старая цыганка.

— Как с кем? С девушкой! — и он рассказал своей жене о том, что Бог, по – видимому, услышал их молитвы и сниспослал им в дочки эту сиротинушку.

— Она такая трудолюбивая! – говорил цыган и его глаза светились неподдельной радостью.

— Вчера после ужина всю посуду перемыла и сегодня ни свет – ни заря костер развела, к ручью за водой пошагала. Ай, умница!

-Ты не очень – то радуйся! С этой девкой еще намаемся! – зло заговорила цыганка.

— Да что это ты такое говоришь, женушка! Разве ж так можно о ребенке?- пытался урезонить свою жену цыган.

— О каком еще таком ребенке? Что у тебя этой ночью роды были?- наседала на него цыганка.

— Да тихо ты, не шуми! Неровен час услышит, обидится, уйдет. Опять останемся одни! – говорил цыган шепотом.

-Ладно. Посмотрим. А теперь давай вставать,- согласилась жена и, как ни в чем не бывало, одевшись, вышла из шатра.

— Доброе утро, мама!- ласково произнесла девушка. — Давайте будем завтракать.

— Можно и позавтракать, если после вчерашнего ужина что-либо осталось!- сухо произнесла старая цыганка и, умывшись, причесавшись, села рядом с мужем у костра. Позавтракав, она стала спешно собираться в дорогу.

— Я сегодня в деревню пойду, а ты,- обратилась она к мужу,- дров побольше заготовь, щавеля нарви, да в телеге колесо почини, а то и вовсе развалится.

— Конечно же, сделаю!- согласно закивал головой цыган. — Может, тебя подвезти к деревне?

— Не надо. Пешком доберусь. А вот вечером можешь встретить. Тяжело навороженное тащить будет.

— Как же, обязательно встречу. Ты бы не могла дать девчонке одно из своих старых платьев, а то ее платье так износилось, что из него тело выглядывает,- как можно убедительнее сказал цыган

— Пусть то зеленое, что в запрошлый год пошила, носит. Оно мне ни к чему, а ей в самый раз будет!- зло буркнула старая цыганка и ушла.

— Ой, дадо, не понравилась я матери! Не хочет она, наверное, чтобы я жила с вами! — потупив глаза в землю, слезно произнесла девушка.

— А когда ж нравиться было, Вы и знакомы -то с ней несколько минут. Вот поживешь с недельку, с месяц, тогда и рассуждать о понраве станем. Ты, дочка, не обижайся на мать, старая она, сурово говорит, но это у нее напускное. Пройдет. Полюбишься ты ей. Лучше глянь — ка там, в шатре, в большом ящике платья лежат. Примерь на себя зеленое.

Вошла девушка в шатер оборвышем, а вышла, бог ты мой, пуще прежнего красивой стала. Обрадовался старый цыган, что платье подошло, глядит на девушку, не налюбуется. А она стоит возле шатра и шаг ступить не решается. Подняла на цыгана свои большие, как даль цыганских кочевых дорог, глаза, развела руки в стороны, да так, как будто все земное притяжение собрала к тому месту, где сейчас стоит, и не шелохнется в немом ожидании чего-то необыкновенного.

— Ай – да красавица!- только и мог вымолвить цыган. И сразу сам для себя вдруг стал каким — то легким, будто и не было за его спиной сорока пяти годов и полетела его душа куда — то в невообразимые дали. Загорело у него внутри что-то, а что именно и передать трудно.

— Эх!- очнувшись, безнадежно хлопнул рукой об руку цыган и, усмехнувшись в густую седину усов, пропел:

— Кому путь, кому обочина! – и присел возле костра.

— А теперь, доченька, слышала что мать сказывала? Ты иди на поле щавель собирай, а я чинить телегу стану.

Разошлись они по своим делам: девушка в поле, а цыган стал чинить колесо. За работой время быстро летит. Глядишь и солнце в зенит встало. Греет, припекает. Хорошо! Приморился цыган. Отставил колесо в сторону, да и прилег на траву под телегой. Много времени прошло или мало, только слышится ему, кто-то бранит его на чем свет стоит. Пробудился цыган, открыл глаза и сразу все понял: проспал, жену не встретил, как обещал, вот и ругается теперь она, укоряет его разными словами. Из – за него и дочке досталось, что разгулялась, дескать, нафуфырилась, отца не разбудила и сама матери навстречу не вышла. Стоит девчонка у шатра слезы в рукав платья прячет. Жалко ему девчонку стало. Ни за что на нее жена набросилась.

— Ладно,- тихо произнес он,- понимаю, что неправильно поступил, а она, дочка-то, в чем виновата?

— А в том и виновата, что не гулять по полям надо, а на жизнь зарабатывать! – запричитала цыганка.

С этого дня и началась в их жизни неразбериха. Возненавидела старая цыганка девчонку. Что та ни сделает – все не так.

— Ну, погоди же, негодная, я покажу тебе почем фунт лиха!- ревностно в сердцах произнесла цыганка и сдержала свое слово. Зашла она однажды, гадая, к одной колдунье, а в те стародавние времена их ой — сколько много было, и рассказала ей о своей невыносимой жизни.

— Нет мне покоя от этой девки, как приворожила к себе мужа. Я ему и так и сяк объясняю, что чужая она, чертом в нашу семью послана, а он все одно: дочка она мне и я, мол, никуда ее от себя не отпущу. А я ведь вижу, как он с нее глаз не сводит, как лучший съестной кусок ей отдает. Помоги ты мне чем можешь! Век тебя с благодарностью помнить буду.

— Ну что же и помогу! Отчего ж не помочь!- отозвалась колдунья. – Вот возьми этой наговоренной травки. Как только вечерняя роса на траве появится, набери ее в какую – либо склянку, опусти травку в эту росяную воду. Отстоится вода и на рассвете обрызгай ею то место, где почивает любовница твоего мужа.

Пришла старая цыганка из колядок к шатру. Поужинали они все вместе. Легли спать. Дождалась она когда муж и девушка уснули и тихонько вышла из шатра. Сделала все, как ей велела колдунья: собрала росы в стеклянную баночку, засыпала туда наговорной травы и стала дожидаться утра. И спать ей хочется, и злоба сердце гложет. Дождалась рассвета и окропила водой из банки постель девушки. Не успела и глазом моргнуть, как девушка превратилась в рябую кукушку. Испугалась старая цыганка содеянного, ушла в шатер, присела у края постели, укрылась одеялом да так и уснула.

Встал утром цыган коней поить, глянул по привычке под телегу, а там никого нет. Только с высокой сосны, что на холме стояла, жалобное «ку-ку» раздается.

С тех пор, где бы ни кочевал цыган, всюду после Пасхи тоскующая душа той девушки к шатру прилетает и птичьей песней о своем житье – бытье цыгану рассказывает и за его отзывчивую доброту долгие лета ему предвещает.