ЦЫГАНСКИЙ ТАНЕЦ

Что станет дальше, никто не знает.

Не надо фальши, её хватает.

На фоне поля, шатров на фоне

Гитары тронул и бубны тронул

Порывом страстным кочевник-ветер,

Степное счастье очеловечить

Решил полётом звучащей плоти

Взбесить тенёты костров напротив.

Шелкам не спрятать округлых бёдер,

Как шалям длинных волос, что сводят

На нет стыдливость и грех в отказе

В шальном порыве, в шальном экстазе,

Где ноги светят свечеподобно.

Сапожки — напрочь. Без них удобней.

Трава -подмостки, земля – опора,

Батутом жёстким, где страсть с задором

Заводит взгляды, заводит руки.

Сердца, что бубен, даруют звуки.

Гортани пенье, а струнам тонким-

Побег из дэки в полёт их звонкий.

Эх, так ли, нет ли. Колышут плечи

В росинках звёздных погожий вечер,

Ах, ловят руки луну, как бубен.

Ой, что там завтра? А будь, что будет!

Что станет дальше, никто не знает.

Не надо фальши, её хватает.

На фоне поля, шатров на фоне

Гитары тронул и бубны тронул

Порывом страстным кочевник-ветер,

Степное счастье очеловечить

Решил полётом звучащей плоти

Взбесить тенёты костров напротив.

Шелкам не спрятать округлых бёдер,

Как шалям длинных волос, что сводят

На нет стыдливость и грех в отказе

В шальном порыве, в шальном экстазе,

Где ноги светят свечеподобно.

Сапожки — напрочь. Без них удобней.

Трава -подмостки, земля – опора,

Батутом жёстким, где страсть с задором

Заводит взгляды, заводит руки.

Сердца, что бубен, даруют звуки.

Гортани пенье, а струнам тонким-

Побег из дэки в полёт их звонкий.

Эх, так ли, нет ли. Колышут плечи

В росинках звёздных погожий вечер,

Ах, ловят руки луну, как бубен.

Ой, что там завтра? А будь, что будет!

КОРМЯЩАЯ

Цыганка выпятила груди,

Что молоком набухли и запахло

Священным чем-то, что запало в душу.

И мудрый взгляд и старца и младенца

Тянулись к их округлости. Так в жажде

Все тянутся в пустыне, чтоб напиться

Воды гудящей в пересохшем горле,

Свергающейся вниз из чьей-то фляжки,

И солнце, что сжигало и палило,

Вдруг остужает пламенные копья,

И ты, бродяга, душегуб, глазами

Уже не ищешь ничего, что раньше

Искал на небе, на земле, в мечтаньях,

И дух свободы, гордости бывалой

Уже ничто пред этой женской грудью,

И медленно по наготе блуждая

Глазами, что горят огнём весёлым,

Ты таешь, словно снег в теплыни мая,

Довольствуясь свободою цыганки

Выкатывать под взгляды свои груди.

Из века в век судьба цыганских женщин …

Из века в век судьба цыганских женщин

Зависела от множества причин,

Законов диких таборных, не меньше

От мании величия мужчин.

Законы жёнам строго запрещали

Касаться юбкой сбруи и сапог,

Случалось, даже рожениц карали

За этот непростительный порок.

Мужчина, он же Бог или апостол,

Чужой ли, свой, без разницы, любой

Мог женщину побить и отчехвостить

За мизерный проступок хоть — какой.

Судьба жены была в руках мужчины,

Её отец вручил бразды ему,

Она была невольной половиной,

Вернее, приложением к тому,

Кто ей владел, как мог и как учили

Законы предков таборных цыган,

Они хоть и не писаные были,

Но крепко били по рукам, ногам.

Любовь, коль есть, то малой не бывает,

Хотя порой взахлёб пьёт нашу кровь.

Когда влюблён, любовь не убывает,

Любовью пополняется любовь.

Шатёр, шалаш иль замковые стены

И в них всегда отыщется дыра,

В которую уходят постепенно

Те чувства, что пришли к тебе вчера.

Латай дыру, ищи слова и камни

Стараешься не дяде, а себе

Строй чувствами своими и руками

Дом той любви, что свойственна тебе.

Любовь людей! Она всегда вне срока

Приходит, не обходит стороной,

Вот и теперь она влилась в те строки,

Что я пишу, беседуя с тобой

О прошлом, о судьбе цыганских женщин.

Что изменилось? Юбки, сапоги?

Любовь людская ростом стала меньше

Иль стали добродеями враги?

Без перемен. Людское в людях вечно.

Шатёр, шалаш. Берлинская стена.

Все – жизней и судеб счёт бесконечный,

Всё — за любовь незримая война.

Кто победит? А Бог тому свидетель!

Что мир крепит надёжней всех основ?

Важны Надежда с Верой на планете,

Но мир хранят лишь Память и Любовь!

Цыганская бричка в разоре …

Цыганская бричка в разоре

Кочевницей у забора

Приткнулась, будто уснула,

А перед тем разула

Ходули свои. Теперь

Здесь много зевак, тетерь

Глядящих на старую строго,

Куда, мол, она убога,

И как, мол, они, цыгане,

Во время былых скитаний

Спасались от бед, бродяги,

На этакой колымаге?

Обещающе и громко …

Обещающе и громко

Власть судьбу цыганам стлала,

Знать была соломка ломка,

Высохла, трухою стала.